Это был не вопрос - снисходительное утверждение. Том не стал возражать полковнику. Промолчал.
- И я понимаю, что вам не по своей воле приходится делать эти ходы. - Стырный отвел свой взгляд от лица Роббинса и уставился в туманную даль моря, затянутого пеленой дождя.
- Вы… госпожа Карои рассказала вам свою историю? - выдержав небольшую паузу, спросил Том.
Стырный покачал головой:
- Я и не пытался расспрашивать ни ее, ни Васецки. После того, разумеется, как пришлось сдать это дело. Это, в общем-то, и бессмысленно. Однако многое в этой истории поддается… Ну, вычислению, что ли. Логическому анализу. В конце концов, я уже полный десяток лет копаюсь в делах этой… теперь и вашей компании. Не грех было бы и самому догадаться кое о чем. Другое дело - догадливость моя проснулась с солидным запозданием. С самого начала этой истории мне только и приходилось, что хлопать ушами, пока по милости этих затейников нам на головы сыпались непредсказуемые беды и несчастья. А затем, после исчезновения Сухова, оставшиеся двое, что называется, легли на дно так основательно, что… К тому же как раз в это время дело это у нас, как я вам уже сказал, отобрали.
- Я боюсь… - Том посмотрел в ту же промозглую даль, в которую внимательно всматривался полковник, точно так же видя в ней только что-то свое. - Я боюсь, что в таком случае у нас с госпожой Карои не получится никакого разговора.
- Это, пожалуй, верно. - Стырный бросил на него короткий взгляд. - Бог с вами, с вашими секретами. Они - не для этого Мира. Давайте поставим вопрос так: и вы, и я понимаем, что значит ответственность. Немножко лучше понимаем, чем все прочие смертные. Если бы не некие… м-м… особые обстоятельства, связанные со всей этой историей и с наличием у госпожи Карои так называемого Дара… Если бы не это, я не преминул бы прибегнуть к специальной технике наблюдения. Но в предлагаемых обстоятельствах это точно так же испортит все дело, как и мое прямое присутствие. Поэтому мне остается полагаться именно на то, о чем я только что сказал, - на общее для нас чувство ответственности. Надеюсь, у вас будет его достаточно, чтобы поделиться со мной той информацией, которую вы сочтете достаточно важной. Я уже сказал вам, что предвижу новые сюрпризы. А к сюрпризам надо быть готовым. Хотя бы немного. Надеюсь, мы поняли друг друга.
- Во всяком случае, я понял вас. Я сам прежде всего заинтересован в том… В том, чтобы эта адская игра хоть чем-то закончилась. - Том сделал неопределенный жест и поежился от налетевшего порыва холодной мороси. - Только… Только мы имеем дело с настолько неопределенной, непредсказуемой… сущностью. Думаю, что вряд ли смогу сообщить вам, полковник, что-то хоть сколько-нибудь путное.
Он помолчал немного.
- В одном только вы совершенно правы - продолжать эту… игру нам приходится не по своей воле. Может, каждый новый ее шаг и приносит Джею новую беду, но если его не сделать, этот шаг, то события окончательно выйдут из-под контроля.
Стырный усмехнулся:
- Если бы я не понимал этого, вся ваша компания уже давно сидела бы за решеткой. И за крепкой решеткой, поверьте мне. Будь на это хоть сто запретов Директората. Тем не менее повторяю: я верю, что никто из нас не желает зла ни Джею, ни себе. И я верю в то, что мы с вами достаточно хорошо понимаем друг друга.
- Вы можете верить в то, - Том повернулся лицом к полковнику и посмотрел ему в глаза, - что ничего я не желаю так сильно, как того, чтобы все… это оборвалось. Закончилось. А лучше - вообще забылось бы. Как дурной сон.
- Я бы тоже не возражал против того, чтобы забыть кое-что. Кое-что из дурных снов. - Стырный оторвался от парапета и не оглядываясь зашагал к своей машине.
По ступенькам маяка Том поднимался, неся в душе тяжелое чувство полной неопределенности. Что может сказать он незнакомой, в общем-то, женщине, которая перенесла тяжелейшую душевную травму, столкнувшись с темной стороной тайного, нечеловеческого Мира Джея? И которой он не мог предложить ничего иного, кроме как снова ступить на зыбкую тропу Испытания.
Он неуверенно взялся за рукоять дверного молотка - странноватый архаизм, впрочем совсем не удивительный здесь, на тяжелой дубовой двери этого старого, времен Изоляции, сооружения. Подождал ответа, не дождался и толкнул тяжелую створку. Та отворилась с таким душераздирающим скрипом, словно претендовала на главную роль в триллере ретро. Возникший проход закрывали тяжелые гардины. Том откашлялся, сдвинул полотнища в сторону и шагнул в сумеречное пространство за ними.
Этим пространством оказалась полутемная комната - приемная гадалки, судя по всему не загроможденная мебелью и демонстративно аскетичная. Комната с восьмью неровными углами, пожалуй, даже чересчур просторная, очевидно, раньше разгороженная на несколько подсобок заброшенного теперь маяка. Амулеты в двух-трех витринах, развешанных в промежутках между узкими, неправильной формы окнами; причудливой, грубой ковки люстра, асимметрично висящая в стороне от трудно определяющегося центра сводчатого потолка, потемневшие балки, три старинные, тоже грубой работы, скамьи. Тяжелый, из рок-дерева, стол с разложенными на нем проспектами и образцами изданий о сверхъестественном и побрякушек.
Роббинс откашлялся еще раз.
- Не надрывайся, - посоветовал ему из-за спины хорошо знакомый голос. - Хозяйка сейчас спустится к нам. Только приведет себя в порядок.
- Господи, Цинь! - с досадой вздохнул Том. - Все-таки первой пришла к финишу и чувствуешь себя победительницей.