Эта роща называлась почему-то садом Перемен. Может быть, потому, что перемены, происходящие в природе, были здесь заметнее, чем где-либо еще в окрестности неприметного, старинного особняка, маскирующего вход в подземелье, в котором размещалась большая часть секретного института «Линчжи». Снег здесь уже начал сереть, и голые черные ветви над головами, казалось, были какими-то иероглифами, письменами, возвещавшими о близости весны.
А Сухов и Цинь писали на снегу свои иероглифы: Павел - подобранным прутиком, Цинь - носком сапожка. Том и Марика молча разглядывали плывущие в высоком небе перистые облака. Четверо убивали время, оставшееся до того, как из очередного, такого долгого теперь, провала в забытье вернется в зыбкое, больше на сон похожее бодрствование Кайл Васецки.
Интерес Тома и Марики к весеннему небу был не случаен. Оба рефлекторно пытались совершить невыполнимое - рассмотреть замеченный с утра спецсредствами охраны института гелиопланер наблюдения, парящий в паре километров над окрестностями. Нервничали и двое других участников игры.
- Будь я проклят, если после этого цирка нас не взяли под колпак. Все эти наши номера с пересадками из машины на машину и с запутыванием следов не обманут даже младенца. - Сухов бросил на землю веточку, которой чертил на подтаявшем снегу руны забытых письмен. - Наши опекуны проявляют дьявольское терпение, если готовы прощать нам до поры до времени даже прямую уголовщину с человеческими жертвами.
- Это была самооборона, док, - холодно парировала Цинь. - Своеобразная, но самооборона. Не более того.
- Я бы не назвал то, что ты сделала с Карлом Парредой, самообороной, - отвернувшись к по-весеннему чистому небу, заметил Том.
- Я с ним сделала только то же самое, что он и его люди сделали с моим братом - не больше. - Цинь с ожесточением принялась затирать что-то ею начертанное на снегу.
Сухов, вернувшийся было к прерванному занятию, покосился сначала на Цинь, потом на Тома. «Этим двоим никак не удается поссориться по-настоящему, - подумал он. - А Джей здорово ссорит их. Да он и всех нас сталкивает. Суть каждого против сути других. Сталкивает и превращает…»
Тихий звон поплыл над рощей: от дверей дома почтительный санитар колокольчиком извещал хозяйку о том, что пациент вышел из забытья и подготовлен к работе.
- Садитесь, как кому удобнее. - Марика рассеянно окидывала взглядом палату. - А я сяду рядом с ним. И когда будет надо, я почувствую это, надену Кольцо ему на палец. Безымянный, на левой. Так надо. Но пока еще рано.
Она опустилась на стул рядом с диванчиком, на котором, как всегда погруженный во что-то свое, сидел Кайл, и одной рукой взяла его за запястье. Другую - с зажатой в кулачок ладонью - положила себе на колени. Разжала ладонь - на ней лежало Кольцо Удачи с простым орнаментом.
Том молча кивнул ей и, сутулясь, стал расхаживать по комнате. Он уже привык входить в контакт именно так: отыскивая такое место, где его Дар начинал «принимать» незримый сигнал. Иногда ему казалось, что он ищет какую-то тайную дверь, проход в иное измерение, в котором живут души живых обитателей Джея. И может быть, не только живых.
В этот раз он «провалился» в Кайла неожиданно, словно оступился на горной тропе. И сразу оказалось, что это было давным-давно: и белая солнечная палата, и ощущение наступающей весны в воздухе, и тревожное, какое-то детское лицо Цинь, и вздрагивающие веки напряженно выпрямившейся на стуле Марики.
А сейчас вокруг была ночь, и громадная белая луна светила в лицо, а злой, обжигающе холодный ветер дул ему в спину, пробирая насквозь безнадежным холодом чужой осени. И кольцо облавы смыкалось вокруг - где-то за рваной стеной развалин, куда загнал его странный, годы отнявший у него, изматывающий поиск.
Но поиск этот был уже закончен. Теперь он просто сидел на старых камнях и собирался с силами. Это был его последний отдых в этом Мире.
Впрочем, сил ему теперь требовалось уже немного. Он встал неловко, по-стариковски - он был стар, очень стар в этом Царстве, - и пошел навстречу тому, кто позвал его, голосом ночной птицы из глубокой тени единственной уцелевшей в этих руинах башни, у еле теплящегося, только по дымному аромату горящей смолы ощутимого костерка. Он развел его с вечера, и сейчас огонь ушел уже в глубь обугленного праха, золотыми искрами тревожно мерцал в нем
- Ну вот ты и пришел, - окликнул он почти неразличимую тень, появившуюся у костра.
- Я же обещал тебе. - Голос пришедшего был горек. - Ты выполнил мои условия, я - твои.
- Ты не передумал? - без выражения в голосе спросил Кайл. - Ведь теперь ты уже никогда не сможешь…
- Я не передумал. - Тень вытянула руку вперед и разжала ладонь.
Потертое колечко с нарочито простым орнаментом лежало на ней.
- Для меня все решено было с самого начала, - сказал пришедший из тьмы. - Этот Мир - мне, тот, снаружи, - тебе. И ты должен принести ему спасение - не я. Бери.
Он протянул кольцо Кайлу. Тот осторожно, словно опасное насекомое, взял его. Происходящее на миг утратило для него реальность.
- Ты понимаешь, что выбираешь для себя ненастоящий, игрушечный Мир? - все еще не до конца веря в то, что время пришло и час пробил, спросил он.
Издалека, за кольцом руин, стал слышен звук двигателей, совсем далеко раздавался короткий перебрех собак.
- Только ты об этом знаешь. - Тень опустила руку, отступила от костра. - А я уже сомневаюсь. Еще можно поспорить, какой из наших Миров игрушечный. Торопись. Погоня будет здесь скоро. Теперь уже - очень скоро. Жаль. Для меня, ведь ты умрешь настоящей смертью, подлинной. И ангелы не возьмут тебя живым на небеса. Это мы убили тебя.